Деймон касается щеки Елены холодными пальцами. Его руки почти всегда были холодными и чем-то напоминали девушке металлические перила особняка Сальваторе. Но сейчас она не чувствует холода. Не чувствует прикосновений. Сейчас это абсолютно неважно. Она вообще ничего не чувствует, только отчаяние, страшное и всеобъемлющее, от которого хочется упасть на пол, впиться зубами в кожу руки, чтобы хоть чуть-чуть заглушить физической болью душевную, и плакать, плакать, плакать… Но это еще ничего. Еще две минуты назад она тянула руки к огню камина — ей казалось, что огонь должен облегчить страдания — и кричала что-то невразумительное, и Деймону стоило немалых усилий крепко, но бережно её удерживать.
Ровно восемнадцать минут сорок две секунды назад он пригласил её пройти в каминную залу. Он выглядел как-то странно, его руки немного дрожали, он не шутил и не улыбался, и ощутимо нервничал, хотя и старался всячески это скрыть. Елена решила про себя, что он что-то задумал, а когда он, усаживая её в кресло, пробормотал «Мне нужно тебе что-то сказать», она полностью уверилась, что это будет сюрприз. Она уже мысленно строила планы, как будет тактично, но при этом непреклонно ему отказывать, но... Да, это оказался сюрприз. Но совсем не такой, как Елена ожидала. Деймон придвинул стул и уселся напротив неё, вздохнул и, словно прыгая в бездонную пропасть, произнес: — Стефан погиб. Улыбка медленно сползла с лица Елены. Она побледнела. Её рот приоткрылся, а руки вцепились в подлокотники. Наверное, это шутка, да? Да, точно, шутка! Глупая, бестолковая шутка! Сейчас Деймон вскочит с кресла, хлопнет в ладоши и довольно скажет: «Ага, купилась!» Правда, это было бы не в его манере… Как, в общем-то, и подобные шутки в принципе. Но Елене было проще поверить, что Деймон просто пошутил, что первое апреля перенесли на двенадцатое ноября, что она просто ослышалась, что… Во что угодно, но не в то, что она только что услышала. — Клаус послал его в Египет, за каким-то амулетом. Это было где-то неделю назад. А сегодня днём… знаешь, у братьев нередко есть душевная связь. У вампиров она обострена до предела. И сегодня днём я ощутил, что он… что с ним что-то не так. Эта же связь и помогла мне найти его в пустыне. Он был убит. Пулей. Я… Деймон говорил, говорил, пытаясь выпалить всё самое страшное сразу, перегрузить её сознание настолько, чтобы у неё больше не было сил ужасаться до конца жизни. Нет, не шутка… У Елены потемнело в глазах, она больше не смогла удерживать сидячее положение – как хорошо, что Деймон предусмотрительно уговорил её сесть, а он хватает её за плечи и заглядывает в глаза, говоря что-то еще, чего она уже не слышит…
И вот, прошло ровно восемнадцать минут сорок две секунды… Она то ли сидит, то ли стоит на коленях на полу… Её руки, сложенные, словно в молитвенном жесте, как будто она обращается к богу, а тот когда-то и кому-то возвращал умерших близких, лежат на ногах. Она прижимается к Деймону, как-то трогательно, породному, что в другой миг он бы сам себе завидовал, положив голову на его плечо и дрожа от уже прошедших рыданий. А вампир обнимает её одной рукой, ласково и бережно, а другой гладит по щеке, при этом говоря что-то успокаивающее, нежное… Если бы Елена хоть на секунду вслушалась, она бы разобрала, что Деймон рассказывает ей всё то, о чем так долго молчал. Если бы Елена хоть на секунду задумалась, она бы поняла, что Деймону сейчас не легче, чем ей – он всё-таки любил своего брата, по-своему, но любил; и ему, должно быть, больно видеть, как она убивается… Но Елена не хочет слушать, не хочет думать, ей слишком паршиво для этого.
Прошла неделя. Если бы Елена где-нибудь месяц назад увидела в зеркале то, во что она превратилась теперь, она бы с криком от него отшатнулась. Бледная, со спутанными волосами, кругами под глазами и неосмысленным взглядом, она бродила по дому, подобно призраку, повторяя один и тот же маршрут «кухня-туалет-спальня», лишь изредка меняя очередность. Но это можно было назвать почти прогрессом. Еще два дня назад еду Елене приносил Деймон, и, кажется, если бы он этого не делал, она бы так и не задумалась о подобной мелочи и умерла бы с голоду. Может, именно этого она и хотела… Сам Деймон внешне ничуть не изменился. Но поведение его стало совершенно иным. Не говоря уж о том, что он не улыбался и не острил, что было абсолютно естественно в данной ситуации, он перестал куда-либо отлучаться. Обычно вампир регулярно где-нибудь пропадал, и у всех хватало ума, чтобы не спрашивать, где именно. Но всю эту неделю он неотлучно провёл в особняке, как будто со смертью брата у него исчезла необходимость питаться. В другое время Елена непременно бы обратила внимание на это обстоятельство, но не сейчас… Сейчас она, кажется, не заметила бы, даже если бы Деймон совершенно исчез или внезапно заговорил на китайском.
На седьмую ночь вампир с какой-то целью забрел на кухню и обнаружил Елену сидящей на полу в полной темноте. — Что ты здесь де… Он не успел закончить вопрос, заметив, как что-то в руках девушки блеснуло в лунном свете. Сталь ножа. Спустя пару мгновений вампир был уже возле девушки, и, после непродолжительной борьбы – она не сильно сопротивлялась, да и куда ей, совершенно исхудавшей и вымотанной, было его одолеть — вырвал холодное оружие из её рук. Для чего оно ей понадобилось было так очевидно, что в разъяснениях не нуждалось. Деймон бережно взял Елену за скулу и повернул лицом к себе. Темнота скрывала знакомые черты, лишь карие глаза сумасшедше блестели в бледном свете луны. — Ты что творишь? – спросил Деймон. Он пытался сделать звучание своего голоса мягким, озабоченным, но сорвался на крик. – Что ты творишь?! Елена, до этого смотревшая куда-то сквозь него, одарила его вызывающим взглядом. Точнее, она попыталась сделать свой взгляд вызывающим, но вышел какой-то отчаянный, беспомощный взор забитого, загнанного зверя. При виде этого что-то кольнуло у Деймона в груди. Ему стало стыдно за свою несдержанность, за то, что зная, в каком она состоянии, он еще и накричал на неё. Плавно, будто боясь спугнуть пугливого зверька, чьими глазами смотрела на него Елена, он поднёс руку к её голове, нежно провел по волосам, затем притянул девушку к себе и обнял, поглаживая по спине и бормоча какую-то успокаивающую чушь. — Тише, тише, тише, всё будет хорошо… С силой, какую сложно было ожидать от столь хрупкого тельца, Елена оттолкнула Деймона. — Нет, нет, нет! Не будет, не будет! – закричала она срывающимся голосом. — Понимаешь ты своей головой, ничего хорошо не будет! Никогда! Ничего! Не будет! И его не будет! Тебе-то что! Одним вампиром больше, одним меньше! А то, что он – твой брат, тебе наплевать! И всегда было плевать! Ты – бесчувственная скотина с каменным сердцем! Убирайся! Елена отвернулась, закрыла лицо руками и заплакала. Смерть Стефана, неделя отчаяния, собственная попытка суицида и последние грубые слова, которых она не хотела говорить, в которые сама не верила, но почему-то сказала – всё слилось воедино, в один большой, неподъемный груз, который она была не в силах выдержать. Деймона задели слова Елены. Он посмотрел на неё — тело девушки сотрясалось от рыданий. И сразу же на смену справедливому негодованию пришло безграничное сострадание. Он положил руку ей на плечо, боясь, что она столкнет её. Но девушка никак не отреагировала. Тогда он бережно приобнял её сзади, положив голову на плечо. Никаких возражений. — Елена… — девушка затихает, прислушиваясь, продолжая всхлипывать. – Елена… Он тоже мне дорог. Я тоже любил его, что бы я ни говорил, — одно неосторожное слово – и всё пойдет прахом, груз ответственности давит, мешая словам вырываться из горла. – И до сих пор люблю. И я сделал бы всё, чтобы он был жив. Но это не в моих силах, — Елена вздрогнула, как от электрического разряда, готовая опять разрыдаться. – Но… Но в моих силах исполнить его желание… Елена повернулась, в её карих, всё ещё полных слез глазах читался немой вопрос. Именно этого Деймон и добивался. — …Он хотел, чтобы ты жила. Чтобы ты продолжала жить. Чтобы ты жила долго и была счастлива. Да, он не смог озвучить этого желания. Но он хотел этого, всегда хотел. — Правда? – тихо, робко-робко, словно боясь разрушить хрупкий замок надежды, возведенный Деймоном, спросила Елена. — Правда. Я уверен. А как иначе? Ведь он любил тебя. Елена резко обвивает руки вокруг Деймона и утыкается носом в его грудь. Она уже не плачет, лишь слегка дрожит. А он гладит её по спине, молча – всё уже сказано.
Деймон не знал, сколько это длилось. Может, целую вечность, может, меньше десяти минут. Елена затихла, лишь делая нечастые глубокие вздохи. Она совсем успокоилась. — Ну? Пойдем наверх? – спрашивает Деймон. Она отрывает голову от его груди и кивает. Он встает и бережно помогает ей подняться, и, поддерживая, уводит с кухни. Она прижимается к нему, доверчиво и беззащитно, как к единственной в этом мире опоре, надежде и чему-то там ещё, ей не важно.
С той ночи прошла одна неделя. За это время Елена почти полностью ожила. Видимо, мысль, что Стефан хотел бы видеть её счастливой, подарила ей второе дыхание. Исчезла бледность и круги под глазами, её щеки вновь покрылись румянцем, а глаза загорелись, не так, как прежде – ярким, буйным огнем радости, но тихим пламенем жизни. Деймон, глядя на неё, не мог нарадоваться столь существенным переменам. Но сам он почему-то стал каким-то озабоченным, дерганым, суетливым. Его будто что-то тревожило, что-то, что никак не вязалось с известными Елене фактами, пусть и печальными, но не способные вызывать беспокойства – лишь боль. Девушка не раз спрашивала его, с чем связано такое странное поведение. Но Деймон отмалчивался или отмахивался, придумывая какие-то нелепые и неубедительные оправдания, лишь бы хоть как-то успокоить её и отвязаться от неприятных ему вопросов. Прежнюю Елену подобное поведение лишь заинтриговало бы еще больше, но теперь девушка, ещё не совсем оправившаяся, была слишком погружена в себя и удовлетворялась его односложными ответами.
Сквозь сон девушка чувствует теплое дыхание на своей шее. Морфей не хочет выпускать её из своих нежных объятий, но непривычность, необычность и необоснованность испытываемого ей ощущения берут вверх. Елена открывает глаза и видит склонившегося над ней Деймона. Первые несколько секунд она просто осоловело на него смотрит, не в силах сообразить, что происходит и как это объяснить. Увидев, что она проснулась, Деймон резко отпрянул. Сознание Елены, кажется, только этого и ждало: спустя мгновение в голове у девушки уже было правдоподобное, пусть и очень неприятное объяснение происходящего. Вампир, склонившийся над твоей шею ночью – что тут объяснять? — Деймон! Что ты делаешь? Вопрос риторичен, Елена уже знает ответ и не хочет больше ничего слышать. — Елена, я… — Заткнись! Да всё понятно! Слышать не хочу! Урод! Сволочь! Скотина! Кретин! – Елена судорожно вспоминает ругательства. Она понимает, что Деймон легко с ней справится, и ему не потребуется много усилий, чтобы завершить начатое. Её спасение – в крике. Нет, на помощь никто не придет, некому просто. Но возможно, словесный душ хоть как-то остудит пыл вампира, а поток ругательств смоет, оттолкнет его куда-нибудь подальше. Сама же она уже отползла в угол кровати Стефана – она спит там со дня его смерти, словно принося этим дань его памяти. — Тварь! Дрянь! Уйди вон! Отойди от меня! Мразь! Подонок… Елена прерывается, чтобы вдохнуть воздуха и вновь разразиться тирадой ругательств. Для Деймона этот миг – единственный шанс что-то сказать. Что-то короткое, но внушительное. — Я не вампир! — Козё… что? — Я не вампир, Елена, и это не то, что ты подумала. — Да ладно! Вчера ты был вампир, а сегодня – ночная бабочка! А послезавтра – слон с розовыми ушами! Прекрати нести ерунду! Я ни за что в это не поверю! Уйди, убирайся! Деймон резким движением открывает стоявшую у кровати тумбочку, достает пузырек с вербеной, сохранившийся со времен попыток добиться к ней иммунитета, и высыпает всё его содержимое себе в рот. Елена зажмуривается и закрывает лицо руками. Вся злоба куда-то улетучивается, оставляя место для панического страха. Ведь сейчас должно…
Ничего не происходит. Елена раздвигает пальцы и глядит в образовавшиеся щелочки, всё еще не осмеливаясь убрать ладони от лица. Ничего не происходит. Деймон, абсолютно живой и здоровый, выжидающе на неё смотрит. — Но… как? – почти шепчет она, убирая руки от лица. Деймон просовывает руку под воротник футболки и вытаскивает что-то блестящее, на цепочке. Елена пытается разглядеть, что именно, и даже придвигается поближе, но темнота скрадывает черты загадочного предмета. Деймон, поняв это, зажигает стоящий на тумбочке торшер. Что-то блестящее оказывается золотым кулоном округлой формы, расписанным непонятными символами, с алмазом в центре. Рассмотрев украшение, Елена переводит вопросительный взгляд на Деймона. — За ним Клаус посылал Стефана. Этот амулет создали кереи – народ, живший в Средние века на территории Европы. Это были не совсем обычные люди. Вернее так – это были совсем не люди. Их предками были египтяне, не те, кто зовется ими сейчас – арабы, а истинные египтяне. Но опять же, не совсем простые – именно по образу и подобию предков кереев население Древнего Египта сотворило своих богов. Кереи не отставали от своих предков. Облик у них уже был человеческим, но отнюдь не способности. Если не вдаваться в подробности, то прохождение сквозь стены и левитация были для них вполне обыденной задачей. Но главным их занятием была алхимия. Стоит отметить, что в ней они добились куда больших успехов, чем их последователи из людей. По крайней мере, превращать металлы в золото было для них милым пустячком. Но все их способности не смогли помочь им в борьбе с главным злом Средневековья – инквизицией. И в конце концов из всего их древнего и немалого рода остался лишь один мужчина – Белисфель. Потеряв всю свою семью – жену и сына, я не знаю точно, кажется, их разорвала разъяренная толпа, он отправился на историческую родину своих предков – в Египет. Там Белисфель продолжал свои исследования. Никому не известно точно, поисками чего занимались кереи, но, по легенде, которая уже который век ходит среди вампиров, он добился успеха. Как гласит эта легенда, в результате им был получен особый амулет, способный сделать вампира обратно человеком. Это единственная возможность, известная в широких кругах , но не единственная в принципе – это можно утверждать точно. Дальнейшая судьба амулета, как и его создателя, долгие годы была неизвестна. Вампиры со всего света веками пытались обнаружить этот артефакт, но все поиски не принесли никакого результата. Со временем большинство из них уверилось, что это – лишь красивая легенда, и оставили всякие попытки отыскать амулет. Лишь самые упорные не отступали, хотя, куда торопиться, когда у тебя впереди вечность? Так вот… Когда я обнаружил Стефана, я… — Деймон заминается, — В момент смерти он уже не был вампиром. Он был обыкновенным человеком, — он прерывается и погружается в какие-то мрачные мысли, то, что именно мрачные, видно по его лицу. Глаза Елены округляются, рот непроизвольно распахивается. Ей хочется кричать, спрашивать, допытываться, но она не решается. — Как ты это понял? – наконец, осмеливается прервать молчание она. — Пуля. Пуля, убившая Стефана. Обыкновенная стальная пуля. Не деревянная. Елена передергивается от неприятного воспоминания. Так вот о чем задумался Деймон… — Выследить убийцу Стефана было несложно. Он был одним из группы «черных» археологов. То ли этим скотам не понравилось, что Стефан зашел на их территорию, то ли им просто захотелось его ограбить, а он сопротивлялся… В общем, о мертвых либо плохо, либо никак. Из их скарба и довольно-таки скромной добычи моё внимание привлек этот амулет. Во-первых, я ощущал, что Стефан брал его в руки. Во-вторых, он явно выделялся на фоне остальных побрякушек. Не смогу описать чем, но выделялся. Не знаю, почему, но я взял его с собой. Он ничуть не приближал меня к пониманию странной смерти Стефана, но оставить его там я просто не мог. Елена протягивает руку к кулону и вопросительно смотрит на Деймона. Тот пожимает плечами. Пальцы девушки касаются украшения. Оно холодное. Нет, то, что металл может быть холодным – не странно. Но оно удивительно холодное, оно словно вытягивает тепло из каждой клеточки тела. Хотя, это почему-то не мерзко, не страшно, а скорее, приятно, как прохладный душ в летнюю жару. Деймон тянет амулет за цепочку и вновь убирает его под футболку. — Также в чемодане одного из археологов я обнаружил кусок пергамента. Я отложил его прочтение на потом, сомневаясь, будет ли от него какой-то толк. Мне нужно было вернуться и похоронить Стефана. «Черные» археологи носят с собой не только пистолеты, но и лопаты, а песок копать не многим труднее, чем землю… Деймон вновь задумался… Мрачно, угрюмо, тяжело, беспросветно. — А что пергамент? – попыталась вывести его из оцепенения Елена. — Да-да… Это был пергамент с письменами на керейском. Вообще, это был образованный народ, каждый кереец знал по пять-шесть европейских языков. Но для записи своих тайных знаний они изобрели особый язык. Он чем-то напоминает иероглифическое письмо. Вот, можешь посмотреть… Деймон засовывает руку в задний карман джинсов и вытаскивает оттуда сложенный вчетверо пергамент. — Ты не боишься, что он… Елена еще не успевает закончить вопрос, как уже слышит на него ответ: — Нет. Ему ничего не будет. Керейцы преуспели в алхимии – этому папирусу даже огонь не страшен. Только особая химическая смесь. Верней, алхимическая. Деймон протягивает девушке пергамент. На нём — какие-то странные, необычные письмена, чем-то напоминавшие причудливых насекомых. — А ты знаешь, что там написано? – спрашивает Елена, возвращая лист обратно. — Да. Когда живешь вечность, есть куча времени на самообразование. — Прочитай. Пожалуйста. — Всё не буду, это слишком долго, только главное, — Деймон пробегает глазами по пергаменту, бормоча себе под нос что-то вроде «это не важно», «нет, не то…» — А, вот. Сий амулет светлозарный дарует носящему его вампиру облик человечий. Повернувший диамант налево получит силы безграничные, смелость пред лучами солнца испепеляющими и силу невиданную, станет он перед вербеной неуязвимым и к пулям деревянным равнодушен. Тот же, кто диамант направо содвинет, обернется вновь человеком, все способности свои утратив, но жизнь спокойную обретя. Деймон умолк. Елена сжала виски руками, словно при приступе головной боли. — Значит… значит, он может сделать тебя человеком? Навсегда? — Да. — И всех остальных вампиров? — Нет, не всех. Силы, заложенной в амулете, достаточно лишь на три превращения. К сожалению. — И ты… — Да, буду. Но не сейчас. Сейчас нужно разобраться с Клаусом. Он и для вампира серьезная проблема, не то что для человека. — Говоришь, Клаус послал за ним Стефана? — Да. Я точно это знаю. И неважно, откуда. — Но зачем Клаусу этот амулет? Неужели он захотел стать человеком? — Не думаю. — Но тогда зачем? Ведь он и так не боится солнца и вербены, да вообще ничего не боится! — А вот этого я и сам не знаю, — пожимает плечами Деймон. — А почему Стефан надел этот амулет, знаешь? — Не знаю. Но догадываюсь. Думаю, Клаус ничего не рассказал ему о его силе. Просто послал за ним – и всё. А Стефан, найдя его, решил, что раз за ним его отправляет сам Клаус, то в нём есть что-то особенное. И решил проверить на себе, что именно. — Но что теперь делать? Ведь Клаус поймет, что амулет у тебя! Деймон горько усмехнулся. Черт возьми, именно это волнует его уже вторую неделю! Действительно, ведь поймет! — Думаю, дней десять он просто не догадывался, что что-то пошло не так, и был уверен, что Стефан просто так долго ищет. Но теперь у нас есть серьезный повод для волнения. Именно поэтому я сейчас иду к нему. — Что?! Ты – к нему?! И где ты собираешься его искать? И что делать? — Не знаю. Но нельзя просто сидеть и ждать, пока он придёт и сделает всё самостоятельно. — Тогда я с тобой. — Нет, Елена, это опасно. Я не могу рисковать тобой. — А оставлять меня дома одну не опасно? А если он сюда придет? Ведь недавно он научился преодолевать пороги домов и без приглашения! Возражение было логичным и обоснованным. Неожиданно логичным и обоснованным для импульсивной Елены. Деймону ничего не остается, как согласиться. — Хорошо. Со мной – так со мной. Но тогда уже завтра. Хорошенько выспись, — Деймон поднимается с краю кровати, на котором он сидел, и направляется к двери. – Спокойной ночи. — Спокойной, — ответила Елена и поворачивается на другой бок. Деймон ответил на все вопросы, которые она задала. Но не на все, которые она хотела задать. Зачем он оказался рядом с её кроватью посреди ночи? Что он хотел? Хотя, это она уже прекрасно знала.
Крик. Чуткий слух Деймона улавливает крик. Он вскакивает с кровати – он спал прямо в одежде, не накрываясь – и бежит к двери. Куда дальше? Единственный человек, который мог издать этот крик сейчас должен находиться в спальне. Но крик был слышен из каминной залы. Деймон решает направиться в сторону последней. Еще несколько секунд – и он уже там. Нет, сегодня им не придется искать Клауса. Этот во всех смыслах чудесный парень всё сам за них сделал.
Клаус стоит посреди залы, крепко обхватив Елену и склонившись над её шеей. Девушка пытается вырваться, но её усилия ни к чему не приводят. — Отпусти её, — говорит Деймон. Спокойно. Уверенно. Убедительно. — Она мне и не нужна, — отвечает Клаус. Равнодушно. Скучающе. Глумясь. – Мне нужно кое-что другое, что у тебя есть. Отдай – и твоя красавица лепокудрая Елена будет жить. Пожалуй. Деймон лезет в карман и достает амулет. Он снял его перед тем, как ворваться в залу. — Стой, Деймон, не делай этого! – кричит Елена. — Тебе лучше помолчать, красавица, — с угрожающей ласковостью говорит Клаус. Небрежно, резко, словно надеясь, что тот не поймает, Деймон кидает ему амулет. Но Клаус ловит, легким движением руки накидывая цепочку себе на шею. Елена делает неумелую попытку вырваться, пользуясь тем, что вампир держит её только одной рукой, но тот лишь крепче обхватывает её, чуть не до хруста костей. — Отпусти её! – требует Деймон. — Не торопи события. Это не всё. Мне нужна ещё небольшая бумажечка, — елейным голосом добавляет Клаус. Покорно, без возражений, Деймон лезет в карман и достает пергамент. — Замечательно, — расплывается в улыбке Клаус. — Клади на стол. Деймон подходит к столу и кладёт на него пергамент. — Отходи. Он отходит. Клаус, наоборот, подходит к столу, грубо таща за собой Елену, обхватив левой рукой её шею, а правой берет лежащий на столе лист. Он пробегает его глазами, убеждаясь, что это – именно то, что ему нужно, и удовлетворенно кивает головой. — Отпусти Елену, — повторяет Деймон. — Не так быстро, — отвечает Клаус. – Может, ты для начала хочешь узнать, зачем мне эта милая штучка? – он указывает взглядом на висящий у него на шее амулет, и, не дожидаясь ответа, продолжает. – Всем известно, что меня можно погубить лишь особым кинжалом, покрытым пеплом определенного дерева, не так ли? Но что-то никто до сих пор не отважился этого сделать. И правильно, зачем? Это слишком занудно. Зато у некоторых средневековых стариканов была недюжая фантазия. Как насчет того, чтобы изобрести амулет, способный создать вампира, равного по силам мне? Или даже превосходящего? О, вот это конкуренция, вот это опасно! Тем более, учитывая то, что его создатель сам был вампиром. Елена недоумевающее смотрит на Деймона, насколько это возможно – Клаус продолжает крепко сжимать её шею. Сам Деймон не сводит взгляда с пергамента в его руках. — Ах, так вы не знали? Да-да, Белисфель был вампиром. Правда, обратили его уже в старости, но это не играет никакой роли. Сочетание наследственных способностей керейской расы с полученными вампирскими делало его неким подобием меня. Он был практически неуязвим. Но вместо того, чтобы заниматься чем-то глобальным, этот зануда корпел над колбочками и скляночками, пытаясь создать этот амулет. И у него, как видите, получилось. Но этот идиот спрятал его в пустыне, накарябав это подобие инструкции (Клаус потряс листом папируса) и пророчество, что «когда двенадцать единиц сойдутся в один день, самая яркая звезда пустыни озарит к талисману путь». Догадываетесь, когда это случилось? В одиннадцать часов одиннадцать минут и одиннадцать же секунд одиннадцатого ноября сего года. Я ждал этого десятки, сотни лет, веря и не веря, что это красивое пророчество сбудется. Но оно сработало. Правда, единственной звездой, бывшей над пустыней в то время, было солнце. Но Стефан, которого я отправил за амулетом, прекрасно разобрался. По слухам, на амулет было наложено смертельное проклятие, я не хотел рисковать собой. Можете считать, что оно сбылось. Но что говорить о мелочах? Белисфеля больше всего интересовала способность амулета возвращать вампирам человеческий облик. Но у этой прелестной штучки есть и побочная сторона, разумеется, побочная лишь для её создателя – она способна в разы усиливать способности вампира. А теперь представьте, что будет, если силы амулета использую я? Я стану не только абсолютно неуязвимым. Сам мир для меня будет лишь жалким мячиком. Я смогу покорить не только его – всю галактику, всю вселенную! Безграничная власть, безграничная сила, безграничные возможности! И никто не сможет мне помешать! Клаус бросает на Деймона торжествующий взгляд. Тот молча, с равнодушием, деланным, как понимает Клаус, вполне умело деланным равнодушием, наблюдает за его действиями. — Так, посмотрим, что тут у нас… — Клаус вчитывается в пергамент. – Ага. «Повернувший диамант налево получит силы безграничные...» Клаус грубо отталкивает Елену. Девушка падает на пол и отползает к Деймону. Тот помогает ей подняться и обнимает её, словно силясь защитить от всего происходящего. — Можете полюбоваться этим историческим моментом. Правда, пересказать его потомкам у вас не выйдет, — ухмыляется Клаус, отбрасывает ставший ненужным пергамент и осторожно берет в руки талисман. – Направо... Кончиками пальцев он касается алмаза, будто не отваживаясь совершить то, к чему столько готовился, чего так долго ждал… Наконец, он решается. Елене хочется провалиться под землю, оказаться где-нибудь далеко-далеко, лишь бы не видеть, как всему тому, что она знала, чем дорожила, наступает конец. Она зажмуривает глаза.
Жаль, что не уши. Стены сотрясает крик, вопль адской боли и разочарования. Елена распахивает глаза и видит, что по амулету перекатываются волны алого пламени. Они прожигают рубашку Клауса, охватывают его грудь… Его глаза полны первобытного ужаса, он пытается сорвать амулет, но тот словно прикипел к его груди… — Беги отсюда! – кричит Деймон и отталкивает Елену к двери. — Но… — Быстро, я сказал! Что-то в голосе Деймона, в его взгляде, заставляет Елену повиноваться. Она выбегает из комнаты и захлопывает за собой дверь.
Пять минут ожидания. Жуткого, томящего ожидания. Десять. Пятнадцать. Елена сидит на кровати Стефана, свесив ноги, упершись локтями в колени, закрыв глаза ладонями. Ей страшно. Первые минуты из залы доносились крики и звуки борьбы. Но теперь всё утихло, и она боится предположить, почему.
Наконец, она слышит шаги. Знакомые, такие знакомые. Скрип двери. И голос, зовущий её: — Елена… Она, не доверяя своему слуху, не веря собственному счастью, открывает глаза. — Деймон! Из её глаз текут слёзы. Слёзы облегчения. Деймон подходит к девушке и прижимает её к своей груди. Она обвивает её своими руками, словно опасаясь, что это лишь иллюзия, будто боясь вновь его потерять. Никто не знает, сколько это длилось. Время было не важно. Наконец, Елена поднимает голову и спрашивает: — Но как? — Клаус теперь человек. Знаешь ли, керейский язык очень сложный. И слова «вправо» и «влево» очень похожи. Одна черточка – а сколько разницы! Елена с недоверием глядит на Деймона. — Ну, а черточку и подрисовать можно, — улыбается он. Улыбается, как прежде, своей лучезарной улыбкой, которую Елена так любила и так давно не видела. Елена улыбается в ответ, улыбка выходит кривенькой, грустной, но искренней. Но вдруг её лицо омрачается. — Ты убил его? — Зачем. Лишь кое-что внушил. Мало ли людей с амнезией… А ведь из него выйдет неплохой человек. Быть хорошим, когда ты вампир – безумно трудно. Елена снова прижимается к Деймону. Она лично знает того, у кого это прекрасно получается.
— Ты уверен? Ты же можешь просто носить его с тем же результатом. — Нет. Будет соблазн вернуться. Это единственный шанс, он дорогого стоит, но многое даёт. — Но ты же видел, как это! Что творилось с Клаусом! Это… больно! — Елена… Больно – это пережить всех близких. Больно – это убивать людей потому, что душит жажда крови. Больно… Всё это – больно. А то, что творилось с Клаусом – терпимо. Елена ничего не отвечает. Она встает с кресла и вопросительно смотрит на Деймона. Он мотает головой. Можно остаться. Кто знает, наверно, так ему будет легче.
Бережно, двумя пальцами, Деймон поворачивает алмаз налево. Амулет раскаляется, затем его охватывает алое пламя. Оно прожигает одежду, кожу… Деймон падает на колени, сжимая руки в кулаки, его лицо искажено гримасой невыносимой боли, но с его губ не слетает ни звука. Елена закрывает лицо руками, ей страшно и больно смотреть на это. Но она не может этого не видеть. Свет пламени прорывается сквозь пальцы, и она убирает ладони от глаз. Огонь охватил уже всего Деймона. Елена вскакивает и бросается к нему, но он делает жест, умоляющий её остаться. Она замирает на полпути. Пламя становится белым и утекает в алмаз амулета, а спустя мгновение из него вылетает огненный шар небольшого размера, обращается в бабочку и улетает в окно, прямо сквозь стекло.
Теперь Елену ничто не удержит. Она подбегает к Деймону, сидящему на коленях и бессильно склонившему голову. Его футболка прожжена, а на груди – красный округлый след. Елена заглядывает ему в глаза и порывисто целует в лоб, и, словно смущаясь от собственного поступка, утыкается ему в плечо и гладит его по голове, путаясь пальцами в волосах. Вдруг что-то касается другой её руки. Что-то горячее. Она отскакивает и видит, что это амулет. Елена хочет сорвать его, но боится обжечься. Тогда Деймон сам снимает его, бережно, боясь порвать цепочку и сосредоточено его рассматривает. Елена тоже устремляет взор на амулет и понимает, что заинтересовало Деймона. Алмаз. Точнее, алмаза уже не было. На его месте был рубин. — Как это? – робко спрашивает она. — Обычная алхимия. Он впитал в себя кровь, мою, Клауса и чью-то еще, и стал рубином. Меня больше интересует другое. — Что? – спрашивает Елена, но потом до неё окончательно доходит смысл сказанного. — То есть как – чью-то еще? — Именно это меня и интересует. Чью. Это значит, что амулет совершил все три превращения, на которые был способен. Теперь это просто побрякушка, дорогая побрякушка, но бесполезная. Деймон умолкает. Молчит и Елена. Деймон думает. Елена не знает, что сказать. — Точно, — наконец, говорит он. – Белисфель. Клаус же говорил, что он – вампир. Он тоже предпочел человеческую жизнь безграничной силе. — Интересно, почему… — Наверно, потому же, почему и я… — говорит Деймон и обнимает Елену. Она не противится, только крепче прижимается к его груди. Сейчас она абсолютно счастлива.
— Мама, мама, а что это? – спрашивает резвая девчушка лет шести с серо-голубыми глазами. — Это… да так, побрякушка, — отвечает красивая женщина, сидящая перед зеркалом и расчесывающая длинные темные волосы. — А почему ты её не носишь? Женщина пожимает плечами. — А можно, я буду? — Не знаю, спроси у папы. Девочка подскакивает от радости и бежит в соседнюю комнату. — Папа, папа, папочка! – с восторженными криками она врывается в каминную залу и бросается на руки сидящему на диване мужчине. – Папочка, можно я буду это носить? — А мама не против? — Да, да, она сказала, что если ты разрешишь, то можно! – восторженно бормочет девчушка. Она плохо выговаривает звук «р», что делает её речь особенно умильной. — Хорошо, разрешаю, — кивает мужчина. Удовлетворенная малышка, забывая сказать спасибо, убегает к маме, хвастаться новым приобретением.
— Ты разрешил ей носить это? – спрашивает женщина потом. — А почему нет? – пожимает плечами мужчина. — Не слишком ли это дорогое украшение для шестилетнего ребенка? — Пожалуй. А вот для тебя – в самый раз. — Но ты же знаешь, что оно совершенно мне не идёт. — Тогда почему ты его не выкинешь? — Не знаю… Оно напоминает мне о прошлом… — А я – плохое напоминание? Мужчина улыбается очаровательной улыбкой. Она влюблена в эту улыбку, и за девять лет их знакомства так и не устала ей любоваться. Но её обладателя она любит еще сильней. — И я тебя тоже, Елена, — говорит Деймон и целует её в губы. Телепатия. Остаточное явление вампирских способностей.
